Оттепель на улицах Лагранжа
Оттепель на улицах Лагранжа
Ретроспектива классика советской фотографии в Центре имени братьев Люмьер
Текст: Жанна Васильева
Когда я спрашиваю фотографа Владимира Руфиновича Лагранжа, не потомок ли он знаменитого французского математика XVIII века, он отвечает отрицательно. Но, оказавшись в Генуе в середине 1970-х, улицу Лагранжа, конечно, снял.
Снимок, где оживленная генуэзская улица отражается в зеркальном фасаде торгового центра, объединяет два пространства — старого города и современной дороги с оживленным трафиком, — и две эпохи. Они выглядят непересекающимися мирами, будто встретились только на фото Лагранжа.
Встреча — один из главных сюжетов «Улиц Лагранжа», большой ретроспективы известного фотомастера, приуроченной к его 80-летию. Дворовый вратарь, у которого вместо хоккейных доспехов — миски на коленках и подушка на пузе, готов отразить атаку. Пара влюбленных встречает восход. Голова скульптурной лошади заглядывает в альбом рисующей девушки. Ельцин в кольце журналистов, явно рубит сплеча, не выбирая выражений…
Встречи героев на «Улицах Лагранжа» могут быть в музеях, у деревенских околиц, у фонтанов, на набережной Невы, в старом дворике… Владимир Лагранж — один из самых ярких мастеров советской стрит-фотографии. Правда, при слове «стрит-фотография» морщится — предпочитает «уличную жанровую съемку». Парадокс в том, что улицей он увлекся, став в 1959 году учеником фотографа в ТАСС. Всё, от официальной съемки в верхах до сельхозрекордсменов на ВДНХ, было расписано. А улицы — то место, где 22-летний ученик не залезет на территорию коллег.
Пространство улиц оказалось территорией свободы -поиска и творчества. Так в фильмах 1960-х «Мне двадцать лет» Марлена Хуциева или «Я шагаю по Москве» Георгия Данелии распахивается пространство города как лирическое и одновременно — публичное, вихревое. На улице встречаются, влюбляются, ссорятся, идут на работу, стоят в очереди. Это черта эпохи, уходящей от мажорности официальных муз к многоголосию индивидуальностей. Фотографии Лагранжа времен оттепели созвучны кинематографической поэтике Хуциева и Данелии. Он тонко чувствует динамику, умеет видеть сюжеты.
Собственно, их и новостями назвать трудно. Игра в снежки. Малыши тянутся к кнопке автомата с «газировкой». Девочки прыгают через скакалку на Тверском бульваре. Дети в антракте смотрят в театральные бинокли друг на друга. Вроде ничего не происходит. Точнее, происходит — жизнь. Без «слушали» — «постановили».
У него редкое чувство пространства. Улица превращается в сцену. Студенты у парапета на набережной исполняют «серенады» девчонкам. Эйфелева башня нависает над маленьким «Рено» как корабль пришельцев. Классическая перспектива, которую замыкает дворец, выстроена как сцена в театре Расина или фильме Эрика Ромера.
Мир коммуналок, которые Лагранж снимал с 1980-х, казалось бы, — антитеза «киношной» улице 1960-х. Вынужденная публичность частной жизни совсем не лучезарна. Иногда почти гротескна. Коза на кухне 1990-х в московской квартиры на Сретенском бульваре, такая же полноправная обитательница дома, как бабушка с дочкой и внучкой. Но и гротеск у Лагранжа подчинен семейной идиллии.
Из лирики «оттепели» он выходит к сюжетам Театра.doc так же естественно, как от снимков репетиций Олега Ефремова в юном «Современнике» к изящной графике строительных кранов (с лозунгом «Мир — это жизнь»)… Впрочем, от лирики Лагранж идет не к публицистике, скорее — к эпосу.
И фильм «Миры Владимира Лагранжа», снятый Сергеем Гавриловым и Даниэлем Лё Февром, который можно посмотреть на выставке, приоткрывает нам Лагранжа — и узнаваемого мастера, и незнакомого, совершенно «нового».
Прямая речь
Владимир Лагранж, фотограф:
— Вообще-то я в Кремле снимать не любил, но приходилось иногда. Съезд комсомола для журнала «Советский Союз» мог снять, молодежь, делегатов. Президиум меня не интересовал, хотя такие съемки тоже есть. А когда в 1989-м был созван впервые за долгие годы Съезд народных депутатов СССР, то тут мне уже стало интересно. Среди главных героев были Горбачев и Ельцин. Противостояние между ними росло. И когда Ельцин появлялся, к нему бросались журналисты, фотографы, телевизионщики. Я же вечно опаздывал. Но однажды вижу: Ельцин входит с улицы, и никого вокруг. Я, естественно, к нему. И через секунду буквально — перед ним, стиснутый коллегами. Ельцин начинает отвечать на чей-то вопрос, разгорячился… Я беру камеру, нажимаю затвор. Оп! — пленка кончилась. Снимаю объектив, ставлю на вторую камеру, нажимаю затвор — пленка кончилась. Что делать? Вспоминаю, что в жилете, в дальнем кармане, маленькая «мыльница». Полулюбительская, я ей и не снимал. Вот этой «мыльницей» я сделал кадр, когда Ельцин, распалившись, кулак поднимает.
